О.О.: А что все-таки собой представляет научное познание естественного мира глазами буддиста?
Вы знаете, об этом мне очень трудно говорить... Я просто помню — это хорошо известный науке случай, — как одного замечательного ламу перевезли в Оксфорд. Увы, он оказался обречен и очень рано умер из-за мокрого, низинного климата. Этот климат они не переносят. Так вот. Он стал изучать английский язык. Он никаких языков, кроме тибетского, и в какой-то мере из-за родичей монгольского, и в какой-то мере из-за монастырской школы санскрита, и в какой-то мере китайского (кстати, образованный человек уже выходит, да?), не знал.
И этот вот такой лама в грязном халате теплом, он прочел сотни книг по-английски. В частности, «Происхождение видов». Затем он беседовал не с кем иным, как с великим дарвинистом Томасом Хаксли. И его первая реакция была: эволюционная теория неинтересна, как-то у них всё это очень плохо получается. Дарвин, конечно, говорит, был гений, но крайняя интеллектуальная неразвитость. Как вам нравится такое, да? И там же его познакомили с одним математиком английским, одним из английских гениев-самородков. Он говорит: «Вот у этого человека с головой всё в порядке». Вот вам ответ на вопрос об отношении буддистов к естественным наукам.
М.В.: Математика ему была ближе?
Конечно! Он видел в этом развитие, а без этого нет эвклидовой арифметики — развитие каких-то начальных онтологий, таких как: прямая, пространство, число. Или опять же, как пример, судьба этого несчастного гения Рамануджана, который умер в тридцать три года. Он приехал в Кембридж и занимался там математикой. Ему уже жить не давали и англичане, и немцы: «А как так? А если будет так, как так?» А он только лежал бедный, уже больной и отвечал на вопросы. То есть математика была ему в каком-то смысле родная дисциплина. А вот когда ему стали подсовывать очень модные тогда книги по истории, не конкретной, а как бы философии истории — как английский перевод Шпенглера или замечательного английского историка Тойнби, он сказал: «Ну, джентльмены, это же чушь полная, это вообще неразвитыми людьми писалось». А ведь это были первые эрудиты Европы.
